– Да, и разделы истории нужны новые: допотопная история, которая будет разделяться на историю древнего мира, историю средних веков, новую историю и потопную историю, раскрыв то, что потопа не будет никогда, – вставил я.
– А вот, Ольга, Николаевна, не могли бы вы нам рассказать, как сейчас состояние общества в городе? – спросил глава. – Как удается удерживать такую махину и такое количество населения в полном согласии и в мире? Иногда две хозяйки через огород лаются день-деньской, а тут миллионы человек и все хорошо.
– Честно говоря, не все там хорошо, – сказала Ольга. – Когда разнобой во мнениях в одной семье, то начинаются нелады, заканчивающиеся либо разводом, либо такой жизнью, когда люди готовы поубивать друг друга. Как я слышала на некоторых собраниях, такая же ситуация и в других башнях по всему миру. Единственный выход – единая идеология, проводимая единой партией и всенародно и единогласно избранным руководителем, которому поручено поддерживать единство то твердой, то мягкой рукой, а то и рукой, одетой в «ежовые рукавицы». Нельзя допустить, чтобы отдельные этажи получали независимость или объявляли войну другим этажам. Вроде бы монолит из бетона и стали, а на деле получается хрупкое яйцо, которое можно разрушить одним неосторожным движением. Где-то есть та критическая точка, ударив по которой не изо всей силы, можно разрушить все строение. Все ищут эту точку. Одни для того, чтобы разрушить строение или шантажировать руководителей для получения каких-то выгод, а другие – для зашиты строения от разрушения. Всех держит в повиновении единая идеология и меры общественного и государственного воздействия, вплоть до отправки в самые нижние этажи на работы. А оттуда уже не возвращаются.
Вопросам идеологии уделяется самое большое внимание. Идеологи со всего мира съезжаются в вашингтонскую башню для обмена опытом, чтобы выработать новые формы и методы убеждения, что живущие в башне люди самые счастливые в мире, которым не страшны болезни, войны, катастрофы и их будущее определено и радужно.
Воспитание начинается еще в дородовой период. Все роженицы в женских консультациях проходят курсы релаксации, где им в доверительной форме под тихую музыку рассказывается о счастливом детстве для их будущих детей под руководством партии и башенного правительства. Партийный гимн существует и в виде колыбельной и новогодней песенки на старинный мотив, типа что-то: «в лесу родилась елочка, в лесу она росла».
В садиках дети строят большие башни, но не выше пяти этажей, чтобы не рассыпались и не будили в детях негативное отношение к башенной жизни.
В школе из детей создают башенные зубчики, и каждый зубчик носит значок в виде верхней части шахматной фигуры «ладья», на значке есть круглый медальон с портретом основателя единой партии в детстве.
Потом детей организовывают в бригады юных строителей башен. Им выдают треугольные фартуки и значки в виде строительных мастерков с портретом основателя единой партии в юношеском возрасте.
Затем наступает пора вступления в СМБ – союз молодых башенников, которые и являются основой для формирования единой партии – башенный фундамент. В СМБ все так же, как и в башенном фундаменте: свой устав, свои партбилеты и свои взносы, кое-какая самостоятельность, например, в ведении пропаганды за единого кандидата от башенного и безбашенного населения.
Молодежь есть молодежь. Она даже собрания в поддержку единых кандидатов называет по имени кандидата: митинги, васинги, колинги, петинги… Достается им за это, но молодежи нужна воля, нужна свобода в выборе своего пути, а путь у них один…
Как хорошо, когда никто не гонит на собрания, не подвергает критике за то или иное действие, а потом не подходит и не говорит: ты не обижайся, ты мой друг, но партийная принципиальность превыше всего.
Каждый должен трудиться на максимуме своих сил и знаний и не бояться что-то предложить стоящее, не ожидая, что скажут: ты предложил, ты и делай. У меня нет многого из того, к чему я привыкла, но я совершенно не чувствую себя чем-то обделенной. Наоборот, я чувствую себя хозяйкой своей жизни и способной что-то сделать для других.
– Хорошо говоришь, хозяюшка, – задумчиво сказал Василий Петрович, только сейчас заметив, что его самокрутка потухла. – Прямо заслушаешься. Вот ведь не повезло мне в школе учиться у такой учительницы. Но зато дети мои у вас будут учиться. Факт. Рад я, что от моего предложения не отказались. Засиделись мы у вас. Пошли домой, Ксения, – и он встал.
До чего же приятно встретиться с приятными людьми, перед которыми не нужно лебезить, а все вопросы обсуждать на равных, достигая взаимопонимания в ходе работы.
Сидя на крыльце и обнимая Ольгу за плечи в вечерней прохладе, я спросил:
– А ты так и не удалила свой чип.
Ольга кивнула головой:
– Я испугалась, что я вообще ничего не буду знать без чипа. Возможно и то, что то, что я говорю и делаю, записывается на этот чип как в дополнение к моей памяти. Вряд ли меня кто-то сейчас контролирует, хотя нельзя не предположить, что у нас у каждого стоит только один чип.
– Я все думаю, – спросил я, – а почему ты не испугалась лететь со мной? Неужели так сразу влюбилась?
– Ты только не сердись на меня, – сказала она, – но никто не верил в то, что твоя конструкция полетит и что ты сможешь куда-то улететь. Поэтому тебе и была предоставлена полная свобода в действиях, а прямо в двух этажах ниже была натянута сетка, в которую мы должны были упасть. Но просчитались все, в том числе и я. Хотя я очень рада, что так просчиталась, – и она еще теснее прижалась ко мне.